Другое : К истории русской азбуки
К истории русской азбуки
К истории русской азбуки
С. Друговейко-Должанская
"На
протяжении всей истории русской орфографии происходила борьба с
"лишними" буквами, увенчавшаяся частичной победой при реформировании
графики Петром I (1708-1710 гг.) и окончательной победой при орфографической
реформе 1917-1918 гг." 1
В
пылу полемики, возникавшей вокруг этой проблемы, рождались не только солидные
научные трактаты, хорошо известные историкам науки, но и оригинальные
поэтические произведения, остроумные эпиграммы, блестящие литературные
мистификации. Обзор текстов такого рода мы и предлагаем здесь.
Начало
этой литературной традиции было положено, по-видимому, М.В. Ломоносовым,
написавшим в 50-е годы XVIII в. юмористическую сценку "Суд российских
письмен, перед Разумом и Обычаем от Грамматики представленных"2. В сценке
Грамматика выносит на суд Разума и Обычая "российские письмена, которые
давно имеют между собою великие распри о получении разных важных мест и
достоинств. Каждое представляет свое преимущество. Иные хвалятся своим пригожим
видом, некоторые приятным голосом, иные своими патронами, а почти все старинною
своею фамилиею". Буквы высказывают взаимные претензии: Аз жалуется на Он,
на что последний отвечает: "Ты так презрен, что почти никаких российских
слов не начинаешь". Буквы осуждают Ер, который "место занял, подобие
как пятое колесо". Ять возмущается поведением Е, который, по его словам,
"выгоняет меня из м ста, влад ния и насл дия, однако я
не уступлю. Е недоволен своим селением и веселием, меня гонит из ут шения: Е,
пускай будет довольствоваться женою, а до д виц дела
нет" и т. д.
Бурный
всплеск интереса к различным филологическим и педагогическим проблемам,
связанным с русской азбукой, возникает в 20-30-е годы XIX столетия, после
выхода в свет "Пространной русской грамматики" Н.И. Греча, когда в
периодической печати появляются многочисленные отклики на предлагаемые Гречем
изменения в составе русского алфавита.
Впрочем,
недостатка в реформаторах системы русской азбуки не было и десятилетием раньше.
Еще в 1809 г. журнал "Цветник" опубликовал подробную статью Д.
Языкова "Замечания о некоторых русских буквах", где автор, излагая
историю создания славянского алфавита, замечает: "Отдавая полную
справедливость отцу наших письмен <...>, должно однако же признаться, что
из греческой азбуки перенес он в нашу и такие [буквы. - С. Д-Д.], которые там
сами по себе или в составлении с другими имели различные выговоры, а у нас
получили одинакие / , , , , , , /, и еще
такие, которые могли составляться / , /. Это самое
сделало славенское наше правописание отменно затруднительным. <...>
Затруднение славенского правописания давно уже заставило выбросить из нашей
гражданской азбуки многие буквы, которые, не принося ни малейшей пользы,
составляли одно только школьное умничанье; ибо звук их находился или в других
знаках, или мы его потеряли. Несмотря однако же на это, все еще в нашей азбуке
остается несколько одинаковых букв, из коих некоторые служат загадкою и
преткновением"4. Далее следует подробное доказательство нецелесообразности
употребления и Ъ:
"Буква , потеряв
настоящий свой выговор, походит на древний камень, не у места лежащий, о
который все спотыкаются и не относят его в сторону затем только, что он древний
и некогда нужен был для здания <...> Для меня непонятно, зачем предки
наши сделали Ъ сторожем всех согласных конечных букв. Звук, издаваемый им, то
есть тупой, находится во всех языках; но кроме нашего ни в котором нет
особенного для него знака...". Автор предлагает использовать в функции
разделительного твердого знака паерок, который "можно заимствовать из
церковных наших книг".
Продолжая
начатую Языковым тему, В.Г. Анастасевич в статье "Нечто о Российской
абевеге", опубликованной в 1811 г. журналом "Улей"5, рассуждал о
необходимости облегчить изучение русской грамоты детьми и иностранцами
"удобнейшим расположением порядка букв и уничтожением еще кажущихся
излишними". Он полагал, что порядок букв в русском алфавите принят
произвольно, "хотя некоторые и находят в нем какой-то нравственный
смысл". В методических целях Анастасевич предлагал "первыми в
азбучном порядке" поставить гласные буквы, исключив из их числа i
десятиричное, ижицу, но введя "мягкое О или <...>,
или Ё".
Также,
по его мнению, следовало бы исключить Щ, Ъ, Ь, поскольку из двух последних
"первый претерпел уже несколько гонений и едва со временем устоит, будучи
даже с виду уродом", второй же мог бы уступить место более удобному
обозначению мягкости: двоеточию над смягчаемой согласной. Согласные в алфавите
предлагается расположить "по смежности органной, или, так сказать, по
порядку клавишей произношения, то есть: губные сжатые, отверстые, зубные,
поднебные и гортанные". В конечном итоге алфавит, рекомендуемый
Анастасевичем, выглядит следующим образом: А. Е. И. О. У. - Б. П. М. - В. Ф. -
3. С. Ц. Л. - Н. Ж. Ш. Ч. Р. - Д. Т. - Г. К. X., т. е. включает всего лишь 24
буквы плюс 4 знака: твердый / '/ в функции разделительного Ъ и над Е, чтобы
заменить букву Э; мягкий / "/ над гласными для замены букв Я, , , , Ю и над
смягчаемыми согласными вместо Ь; краткий / v / для замены О на А в безударных
слогах и долгий / — / для замены Ё на О после согласных.
Подобных
доморощенных реформаторов русской азбуки едко высмеял М.Н. Загоскин. В одном из
его сатирических очерков выведен некий литератор, сочиняющий новую русскую
азбуку. "А что вы хотите переменить в азбуке?" - спрашивают его.
"Говорите тише! - отвечает он. - Я хочу... Но нет, я не смею вам поверить
этой тайны. Почем знать, вы не остережетесь, откроете ее другим, и тогда, чего
доброго, прежде, нежели моя книга выйдет в свет, какой-нибудь любитель ижицы
убьет меня из-за угла камнем"6.
Одним
словом, вопрос о необходимости реформы русского алфавита словно бы витал в
воздухе. Литераторы то и дело иронизировали над "грамотеями", вольно
обращающимися с правилами орфографии и грамматики. "В вывесках, кажется,
все возможные ошибки сделаны и еще придумываются. Но вот что замечательно: уж
пусть бы ошибались в местах сомнительных, неопределенных, - нет, ошибаются там,
где ошибиться, кажется, нельзя; никто не мудрствует так лукаво, как вывесочные
грамотеи. По темному понятию, неясному слуху, они знают, что где-то ставится и где-то Е, в
одном месте вставляется Ъ, а в другом не вставляется, одна речь отделяется
занятою, а другая точкою. Посмотрите же, какое употребление они делают из этих
своих сведений. Посмотрите, где они ставят точки, запятые, Ь, Е и Ъ?
ВЪХОТЪ.ВТРАХЪТIРЪ. Скажите, не лучше было бы, чтоб они не знали ничего о и Е, о Ъ и
Ь?"7.
Реформаторский
проект, предложенный Н.И. Гречем в его "Пространной русской
грамматике"8, был весьма умеренным. "Излишними" Греч назвал
буквы i десятиричное, ижицу, фиту и Щ, но при этом настаивал на сохранении , ибо полагал,
что в некоторых случаях его произношение отличается от Е и, кроме того, что
"составление и происхождение оной [т.е. - С. Д.-Д.] есть
совершенно иное". Предлагал он также сохранить и букву Э "для
выражения точного произношения некоторых слов, в коих гласная Е выговаривается
чисто, без присоединения Й". "Неосновательным" считал Н.И. Греч
требование некоторых писателей изгнать из русского алфавита букву Ъ или
заменить ее другими знаками. Вместе с тем, по мнению Греча, ощутима явная
недостаточность "в согласных знака для густого дыхания, латинской буквы
h", а в гласных - "в выражении двугласного звука ЙО".
Тем
не менее и этот проект приобрел как сторонников и продолжателей, так и
противников. Прежде всего, как и предугадал семью годами ранее М.Н. Загоскин,
появились защитники у буквы "ижица", которую Греч вовсе "изгонял
из алфавитного Эдема". Н.И. Надеждин опубликовал в "Вестнике
Европы" обширное юмористическое стихотворение, в котором от лица гонимой
всеми Ижицы обращался с просьбой о заступничестве:
Державный
первенец письмен,
Вождь
алфавитов неизменной,
Старейший
брат среди племен
Великой
азбучной вселенной;
Глава
согласных и гласных,
О
Аз!.. одна из сестр твоих,
Гонимая
повсюду злобно,
К
тебе подъемлет взоры скорбно
И
от неистовства врагов
Под
твой спешит укрыться кров.
Не
откажи в своей деснице
Последней
спице в колеснице!..9
Ижица
подробно излагает свою родословную, а также историю алфавита у греков, римлян и
славян, где она находила "прием не менее радушный".
Но,
о беда!.. трикраты горе!
Четырехкратно
ах! увы! -
И
в тихой, тихой, скромной доле
Я
не сносила головы!
Враги
нашли меня - наперли,
Наддали...стиснули,
шумят...
Анафемствуют,
кричат
И
в азбуке мой лик затерли...
За
что?.. сама не знаю я!
..........................................
Не
те, конечно, времена:
Сошла
с учености цена, -
горестно
заключает Ижица свою исповедь.
Другая
юмористическая дискуссия, с подобной же персонификацией буквенных наименований,
возникла по поводу буквы Ъ. Находившийся в то время в Петербурге Александр
Гумбольдт высказал свое мнение о бесполезности буквы "ер" в русском
алфавите, на что один из русских литераторов (либо П.А. Вяземский, либо А.А.
Перовский-Погорельский) ответил статьей в форме челобитной к немецкому ученому
от обиженной им буквы; эта статья, как и заключительное письмо А. Гумбольдта,
была помещена в "Литературной газете"10. В своем пространном послании
буква Ъ обращала внимание читателей на свое древнее происхождение и
многочисленные заслуги перед отечественной грамматикой, излагая причины,
которые служат препятствием к ее исключению из русского букваря: "Никто не
осмеливался отвергать действительность мою и оспаривать те заслуги, кои оказала
я и доныне оказываю российскому языку. Только в исходе минувшего столетия
некоторые безвестные вводители новизны, искавшие славы Эростратов, замышляли
лишить меня прав моих; но общее мнение скоро изрекло им правый суд, и нападения
их были заглушены окриком наших отличнейших и ученейших литераторов. Что до
меня касается, то я с жалостию смотрела на моих ненавистников, и никогда, ни на
миг не поселили они во мне страха о моем существовании. <...> Удостоив
меня вашим покровительством, вы наложите на них молчание, а меня навсегда
оградите от всякого нового нападения". "Мир заключен между нами
навсегда!" - восклицал Гумбольдт в ответном послании, соглашаясь с
доводами в пользу буквы Ъ.
Однако
и столь высокое покровительство не спасло букву Ъ, впрочем, как и остальные
"гонимые" буквы от дальнейших нападок. В 1828 г. П.Л. Яковлев, брат
лицейского товарища Пушкина, анонимно издал в Москве свое сочинение,
озаглавленное "Рукопись покойного Клементия Акимовича Хабарова, содержащая
рассуждение о русской азбуке и биографию его, им самим писанную, с
присовокуплением портрета и съемка с почерка сего знаменитого мужа". От
лица издателя некто кочующий книгопродавец Евгений Третейский рассказывает в
ней о своем знакомстве с типографским наборщиком К.А. Хабаровым и обещании
издать через двадцать пять лет после смерти последнего труд всей его жизни:
"Усовершенствованную русскую азбуку или средства облегчить изучение оной и
способ сократить число русских букв, поясненные примерами". Автор рукописи
предлагает "из економических видов" сократить число букв алфавита,
среди которых ему кажутся "бесполезными" I десятиричное, Щ, Ъ, Ь, , Э, , и недостающими
и Й. Впрочем,
относительно последних Хабаров заявляет следующее: "В моей азбуке они не
нужны: Е с двумя точками наверху заменит , а знак v над
А, Е, И, О, У, Ы, Ю, Я заменит Й". Такое сокращение числа букв преследует,
по мнению автора рукописи, педагогические цели, ибо "к чему затруднять
доступ к благодетельному источнику изъяснять свои мысли посредством
знаков?".
Сочинение
П.Л. Яковлева подробно обсуждалось в нескольких русских журналах. В общем не
полемизируя с идеями Хабарова, рецензенты книги единодушно высказывались за то,
что "цель, с которою она написана, есть уже, по русской поговорке, старая
шутка. Все попытки изменить нынешнюю азбуку, кажется, не достигают своей цели.
"Употребление есть тиран", - говорили древние римляне. И если
употребление сие не мешает успехам просвещения, то оставим его в покое и не
станем биться из пустяков"11. "Замечания, отчасти справедливые, но -
usus tyrannus. Нам еще грех пожаловаться на свою азбуку: какова французская,
английская?" - вторил рецензент "Московского вестника"12.
"Думаем, что предположения г-на Хабарова останутся мечтою <...>. Грустно
думать, что он 22 года посвятил изысканиям без пользы, но людей не переучишь.
Русский народ привык к , Э, , Ъ, Ь, Щ и
скорее согласится спорить без конца о том, где которую из сих букв ставить
должно, но не захочет выкинуть их из азбуки", - замечал в "Московском
телеграфе" Н.А. Полевой 13.
Равнодушный
прием, встретивший сочинение К.А. Хабарова, не охладил, тем не менее, пыла
ревнителей реформирования русской азбуки. В 1831 г. появился новый проект
русской грамматики, предложенный неким А. Буковым (очевидно, это не подлинная
фамилия автора, а псевдоним, "рифмующийся" с содержанием сочинения)
"не для нынешнего, а для будущего поколения, которое будет идти самою
мерною, тихою походкою" 14. Здесь автор вновь задавался вопросом, стоит ли
излагать русскую азбуку "в полном комплекте тридцати пяти букв". Вспоминая
о ставших уже историей русского алфавита "зело", "пси" и
"кси", он замечал, что "они погибли от своей праздности".
Но, по мнению Букова, в составе букваря и до сих пор существуют буквы, которые
"нахально поселились в черную сотню и незаслуженно получили право
гражданства". Излишними он считает буквы Э, Ъ, Ь, а также и
"крючковатое Щ, с которым соединено воспоминание о щепетильных подьячих
старого века, столь искусно щупавших щедродательных челобитчиков словами аще,
аще бы...". Рассуждая об употреблении Е и , он замечает,
что "многие подадут голос к искоренению последней - не по бесполезности
ее, а по чувству мщения <...> Сколько раз от ошибочного ее потребления пропускали
апелляционные сроки, теряли проценты и целые имения?". Что же касается и , то
"разве буквы сии не совершенная амальгама для нашего слуха? <...>
Глас народа, глас Божий! А народ редко пишет так как и
букву ; ставит или
невзначай или поневоле".
В
отличие от многих реформаторов азбуки А. Буков настаивает на символическом
значении названий букв: "В их звуках - моя философия: я нахожу в них
первое впечатление младенчества, знание, способность говорить - драгоценное
преимущество человека <...> Я усматриваю постепенность, достойную
подражания: развитую мысль первоначального существования. Aз - человек родится;
Буки - страшится всего в младенчестве; Веди - начинает познавать; получает
Глагол (слово) и уверяется, что Добро Есть, Живет на Земле".
Вопросы
о символическом значении начертаний букв и возможной интерпретации азбучного
именника славянского алфавита как связного текста были также одними из самых
модных в начале девятнадцатого столетия.
В
1829 г. в "Московском вестнике" напечатана статья Д.А. Облеухова 16,
являвшая типичный для тех лет пример дилетантского фантазирования на филологическую
тему: автор пытался здесь доказать, что буквенные знаки различных древних
языков - это "обезображенные следы простых первоначальных образов,
представлявших органы человеческого тела, а имена сих букв представляют
отношения к именам сих же самых органов", поскольку все эти
"гиероглифы" "Творец природы соединил в живой органический
алфабет в теле прекраснейшего своего создания - человека". По мнению
Облеухова, такими главнейшими символами должны считаться "органы, составляющие
отличительный признак каждого пола", а также глаз, ухо, нос, рот и рука,
"что составит семь главных органов, семь главных гиероглифов всего
существующего и семь главных букв алфабета натуры, содержащих в себе корни
всеобщего языка и чувственные образы коренных понятий, категорий, или
первоначальных оснований всех действий человеческого разума". Согласно
своей теории, автор статьи усматривал, например, в латинском L явное сходство с
изображением носа, в М - начертание рта, в буквах древнееврейской азбуки
находил подобие бороды, подбородка, пальца и т. п.
Тремя
годами позже журнал "Телескоп" опубликовал сочинение О. Евецкого
"Гипотетический ход человеческого ума, изобретающего графику" 17,
автор которого, задаваясь вопросом, "как мог ум человеческий, в первые
времена своего существования, обозначать и передавать свои мысли, чувствования
и деяния, явления природы, события истории", анализирует графические
системы различных времен и народов и приходит к следующим выводам:
"Изобретение графического искусства разделяется на две главные эпохи: в
течение первой физические и метафизические предметы изображались реальным
образом, т. е. самым начертанием оных (= кариографика), а во второй - знаками
фонетическими (= фонографика). Реальные начертания представляли или мысли (=
идеографика), или слова (= логографика); знаки же фонетические изображали либо
склады (= силлабографика), либо буквы (= стихиографика). Иногда начертания сии
и знаки употреблялись в совокупности". Полагая, что каждая азбука "в
первообразе" имеет некий символический, "мистический смысл",
поскольку сами на звания букв соответствуют "именам предметов либо
физических, либо метафизических на том языке, которого азбуку составляют",
автор приходит к заключению о первоначальном существовании только 19 букв,
"имена которых составляют следующий связный текст: "Я, Бог
Всеведущий, заповедываю: хорошо есть жить произрастениями земли и, подобно
людям, мыслить. В том наш покой. Произноси наставление (сие) с чувством".
В
одном из следующих номеров "Телескопа" О. Евецкому возражал
рецензент, скрывшийся за литерой К.: "Не проще ли отпирается ларчик?.. Аз
Буквы Ведый. Глагол Добро Есть Зело! Земля И Иже (на ней) Люди! Мыслите: Наш Он
Покой! Рцы Слово Твердо. <...> Далее идут по дошедшей до нас азбуке слова
без смысла: Ук, Ферт, Хер, которые может быть вставлены и после, без долгого
умничанья, <...> но потом опять проглядывает смысл: От Цы Червь Ша Ща. Не
окончание ли это какого глагола при воспоминании об отцах?.. Б, Ж, К и другие
некоторые буквы прибавлены после. <...> Червь, или Чер - Ша Ща - может быть,
это окончание от дошедшего до нас в виде Ук, Ферт, Хер, а в самом деле
первоначально выговаривавшегося иначе?" 18.
В
настоящее время именослов славянской азбуки вновь привлекает к себе внимание
как объект для попыток интерпретации его в качестве связного текста, некой
заповеди первоучителя последующим поколениям. Однако, как правило, нынешние
исследователи принимают во внимание лишь одно из предшествующих предположений
по этому поводу, сделанное Н.Ф. Грамматиным в примечаниях к изданию "Слова
о полку Игореве" 19. Издатель впервые отмечал, что славянская азбука,
"кроме простого названия букв, заключает в себе смысл; первоначальное их
название, вероятно, было следующее: <...> Я Бога ведаю, глаголю: добро
есть [тому], живет [в древне-славянской грамматике Вин. пад. сходен с Им. и
живет что, а не на чем] на земле кто и, как люди, мыслит; наш Он [т. е. Бог]
покой рцу, Слово [т. е. имя Божие; перевод греческого логос] твержу, и пр.
Мысль весьма приличная для того, кто познал истинного Бога и стал мыслить, подобно
людям, т. е. посредством письма изображать свои мысли".
Столь
продолжительную известность предположения Н.Ф. Грамматина приобрели, без
сомнения, благодаря резкому отзыву о них Пушкина: "Буквы, составляющие
славенскую азбуку, не представляют никакого смысла. Аз, буки, веди, глаголь,
добро etc. суть отдельные слова, выбранные только для начального их звука. У
нас Грамматин первый, кажется, вздумал составить апофегмы из нашей азбуки.
<...> Как это все натянуто!" 20.
Тем
не менее "апофегматы" О. Евецкого и безвестного рецензента К.
представляют не меньший интерес для истории науки, тем паче, что нынешние
исследователи именослова славянской азбуки в своих интерпретациях не слишком
далеки от своих предшественников.
Список литературы
1
Иванова В.Ф. Современный русский язык. Графика и орфография. М., 1976. С.50.
2
Ломоносов М.В. Полн. собр. соч.: В 11 т. Т. 7. М.; Л., 1952. С.381-388.
3
Сочинения М. В. Ломоносова с пояснительными примечаниями акад. М. И.
Сухомлинова. Т.4. СПб., 1898. С.26О-262.
4
Цветник. 1809. Ч.2. № 4. С.55-81.
5
Улей. 1811. № 2. С.95-103.
6
Соревнователь просвещения и благотворения. 1821. Ч. 15. Кн.1. № 7. С.71-72; см.
также: Круглый А.О. М.Е.Лобанов и его отношения к Гнедичу и Загоскину //
Исторический вестник. 1880. Авг. С.68-87.
7
Погодин М.Н. Прогулка по Москве // Современник. 1836. Т.З. С.260-265.
8
Греч Н.И. Пространная русская грамматика. СПб., 1827. С.59, 77.
9
Надеждин Н.И. Уполномоченный от Ижицы. Ижица к Азу // Вестник Европы. 1828. Ч.
162. № 23. С. 187-194.
10
Литературная газета, 1830. 16 апр. С. 172-177.
11
Сын Отечества. 1828. Ч.120. № 8. Отд.5. С.81-84.
12
Московский вестник. 1828. Ч.2. № 17. С.69-73.
13
Московский телеграф. 1828. Ч.21. № 11. С.503-506.
14
Буков А. Введение в новейшую русскую грамматику // Молва. 1831. № 19. С.1-9.
15
Сперанский М.Н. Русские подделки рукописей в начале XIX в. // Проблемы
источниковедения. М., 1956. Т.5. С.72.
16
Облеухов Д. Отрывки из письма к N о гнероглифическом языке // Московский
вестник. 1829. Ч.4. С. 105-134.
17
Телескоп. 1832. Ч.8. № 7. С.324-341.
18
К. О русской азбуке. Отрывок из письма // Телескоп. 1832. Ч.7. № 23. С.430-432.
19
Слово о полку Игореве / Изд. Н. Ф. Грамматиным. М., 1823. С.113.
20
Пушкин А.С. Собр. соч.: В 10 т. Т.7. М., 1962. С. 35О-351.
Для
подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://www.gramma.ru/
|